Рудольф Нуриев: Превратности судьбы
Нуриеву повезло - за свою творческую жизнь ему удалось исполнить практически все ведущие мужские партии классического балета. Более 15 лет Нуриев был звездой Лондонского королевского балета и постоянным партнером великой английской балерины Марго Фонтейн. Нуриев работал в трупах США, Европы и Австралии. Одаренность Нуриева проявилась не только в балете. Он много снимался в кино и на телевидении. Но все его творческие и жизненные планы перечеркнул СПИД. Танцовщик оставил сцену, но не замкнулся в своем одиночестве: он давал показательные уроки, общался с людьми, много ездил.
Осенью 1984 года Нуреев посетил своего врача Мишеля Канези. Они познакомились в прошлом году через общего друга и мецената Чарлза Мердленда, попечителя Лондонского фестивального балета. Энергичный и общительный, недавно окончивший медицинскую школу, тридцатиоднолетний Канези был дерматологом, специализировавшимся на венерических заболеваниях. Хотя он дружил со многими танцовщиками балета Парижской оперы, его поразила кипящая в Рудольфе энергия. Во время первого визита Нуреева Канези произвел обычный осмотр и сделал анализ крови. Так как он не обнаружил ничего серьезного, до их следующей встречи прошел целый год.
На сей раз Рудольф жаловался на плохое самочувствие. Недавний рецидив пневмонии заставлял его беспокоиться о своих легких, тем более что отец Нуреева скончался от легочного рака. Он с трудом поддерживал вес, и его все еще тревожили ночные потения. При этом Рудольф не забывал о слухах, что Рок Хадсон болен СПИДом - новой болезнью, которую наука только начала постигать. Хотя новости о болезни Рока Хадсона распространились только в 1985 году, сам он узнал свой диагноз в июне 1984 года и как раз лечился в Париже. Рудольф спросил у Канези, не мог ли он тоже заболеть СПИДом.
Первые сообщения о "раке геев" стали появляться в прессе в 1981 году, посеяв панику среди гомосексуалов, которые поначалу казались его главными мишенями. По необъяснимой тогда причине иммунная система заболевших геев отказывала, оставляя их беззащитными даже перед самой легкой инфекцией. Двумя наиболее характерными симптомами новой болезни были редкая и нетипичная форма пневмоцистной пневмонии и обезображивающая форма рака, известная как саркома Капоши, раньше отмечаемая только у пожилых мужчин средиземноморского или еврейского происхождения. С самого начала освещение темы СПИДа в средствах массовой информации отличалось небрежностью и невежеством. За этим быстро последовали клеймение позором и изоляция заболевших, причем к "группе риска" подключили гаитян, наркоманов и больных гемофилией. Как отмечал Рэнди Шилтс в своей истории эпидемии, озаглавленной "Оркестр продолжал играть...", только когда СПИД начал убивать гетеросексуалов, его сочли достойным внимания.
К весне 1983 года Рудольфа не могла не беспокоить таинственная болезнь: из-за быстрого ее распространения прессе пришлось, наконец, нарушить свое молчание. Информационная лавина возбудила волну истерии от Сан-Франциско до Стокгольма. "Эпидемия загадочной и смертоносной болезни, именуемой СПИД, может стать самой серьезной угрозой здоровью человечества за весь XX век. Как она началась? Можно ли ее остановить?" - вопрошала в апреле обложка "Ньюсуик". В том же месяце, после одной из первых конференций по СПИДу, ее организаторы и участники собрались на приеме в квартире соседа Рудольфа по "Дакоте", Леонарда Бернстайна. Тогда ученые еще только пытались понять природу болезни и способы ее передачи, а также идентифицировать вызывающий ее вирус. К тому времени, когда Рудольф занял пост в Парижской опере, число известных случаев СПИДа в США перевалило пятитысячную отметку, а Франция с ее девяносто четырьмя диагностированными пациентами считалась лидирующей по числу больных в Европе.
Вследствие своей специализации на болезнях, передающихся половым путем, Мишель Канези впервые услышал о СПИДе, еще будучи студентом, и обладал всей информацией о дальнейшем развитии эпидемии благодаря дружбе с Люком Монтанье, французским врачом, прославившимся открытием ВИЧ, и Вилли Розенбаумом, одним из первых исследователей СПИДа. В ноябре 1984 года, почти за год до того, как анализ на СПИД стал общедоступным, Канези и Рудольф посетили Розенбаума в больнице Питье-Сальпетриер - единственном медицинском учреждении в Париже, где делали такой анализ. Рудольфа сразу же узнали, и вскоре в Париже пошли слухи, что Нуреев болен СПИДом.
Самым печальным было то, что анализы на ВИЧ действительно дали положительный результат, причем, по мнению его врача, ВИЧ у Рудольфа был уже, по крайней мере, четыре года. Тем не менее, прогноз был неясен, и Рудольф не казался особенно расстроенным, когда Канези сообщил ему новости. Как и многие другие французские врачи в тот период, Канези считал, что только у десяти процентов людей с ВИЧ инфекция перейдет в стадию СПИДа. Канези рекомендовал Рудольфу меры предосторожности, но исследователи столкнулись со многими проблемами, и никаких способов лечения не предвиделось. Отсутствие информации пугало Канези, который нервничал, имея столь знаменитого пациента. "Я думал: А что, если я ошибаюсь? Тогда весь мир ополчится на меня. Это было нелегко".
Рудольф доверил новость только немногим ближайшим друзьям - остальные пребывали в неведении, причем многие из них до последнего года его жизни. "Я скоро умру", - говорил он Гене Полякову без всяких признаков мелодрамы, хотя, по словам Полякова, Рудольф вначале был напуган диагнозом. Он просил президента Парижской оперы Андре Ларкье звонить Канези "насчет моего состояния", зная, что ему вскоре понадобится его поддержка. В противоположность сведениям, будто Рудольф игнорировал реальную ситуацию, он часто расспрашивал Канези о своей болезни и взял с него обещание дать ему знать "когда придет время". Рудольф предоставил своему врачу беспокоиться о его здоровье и верил, что Канези будет говорить ему все, что он должен знать. Многие пациенты Канези не могли отвлечься от своего ВИЧ-статуса. От большинства из них Рудольфа отличало то, что "он передал свою проблему мне. Я должен был иметь с ней дело".
Рудольфа лечили НРА-23 несколько месяцев, и даже сейчас Канези не знает, было ли обязано улучшение его состояния экспериментальному лекарству (позднее инъекции были прекращены) или просто явилось побочным продуктом его уникального организма. Когда Рудольф видел, что все еще может танцевать, притом энергично и часто, он, как Хадсон, думал, что выздоровел. "Долгое время казалось, что так оно и есть", - говорил Роберт Трейси. Рудольф всегда черпал силу в несчастьях, а СПИД выглядел просто очередным препятствием, и он чувствовал, что может его преодолеть. "Этим меня не запугать", - уверял он Трейси.
Его панацеей оставалась работа. Рудольф по-прежнему верил, что танец - единственная вещь в мире, способная удерживать его на плаву (возможно, чувствуя, что это единственная вещь в мире, в которой он достиг совершенства). Пока на его выступления раскупают билеты, он будет танцевать, говорил Рудольф друзьям, прекрасно зная, что билеты будут раскупать когда и где угодно. Однако критические отзывы о его выступлениях становились все менее благоприятными, так как его сравнивали в тех же ролях с ним самим в более молодом возрасте.
В августе 1984 года, когда Рудольф выступал в театре "Юрис", критики были откровенно враждебны. "Этот человек являет собой жалкое зрелище... изнуряя себя выступлениями, с которыми не в состоянии справиться", - писал Берт Сапри в "Виллиджвойс". И все же в свои сорок шесть лет Нуреев еще мог возбуждать публику. Его выступления все сильнее превращались в акты вызова возрасту, силе тяжести и, наконец, болезни. "Я говорил ему: "Идите и танцуйте", - вспоминает Канези. - Я хотел, чтобы он работал, так как видел, что это ему на пользу". Доктор пришел к выводу, что танцы продлевают его жизнь лучше любого лекарства...
Рудольф Нуриев умер 6 января 1993 года в возрасте 54 лет и был похоронен на кладбище Сен-Женевьев де Буа в пригороде Парижа.
Источник
По книге Дианы Солуэй "Рудольф Нуриев на сцене и в жизни. Превратности судьбы"
Статья добавлена 02.05.2008